На что была похожа Япония, когда вам было 18 лет?

Когда я приехал в Японию, у меня даже мысли не было о том, на что она может быть похожа. Я там никого не знал. Я приехал в Иокогаму в 15:00. Как только я сошел с корабля, сразу же направился в Хомбу Додзё. В 19:00 я уже тренировался (по–моему тогда вел тренировку Саотомэ сэнсэй). После тренировки я спал на уличной скамейке. Когда тебе 18 лет, это не было проблемой.

На следующий день я пришел в 6:30 утра в зал и в первый раз увидел Дошу. Он выполнял ирими нагэ, а я ещё подумал: «Этот парень что–то не очень хорош». Потому что он делал эту технику не так, как я ее привык видеть. Это большая проблема в Айкидо. Когда ты видишь что–то не так, как привык это видеть, то думаешь, что это выполняется неправильно. Я продолжал думать, что движение Дошу неверно на протяжении четырех или пяти месяцев, а потом, разумеется, тренировка изменила мое сознание.

В то время, в 1969 году, в зале не было большого числа иностранцев. Среди прочих там были Терри Добсон, Стэн Смит и Бад Уиллер. Бад Уиллер поразил меня как очень сильный Айкидока. Я был ещё ребенком, а он был мужчиной, может быть, 30–ти лет. Но это впечатление сохранилось у меня с тех времен.

Возможно, из–за того, что я был молод, люди не интересовались о том, кто я и откуда. А я был очень застенчивым, и для меня было проблематично найти контакт с практикующими.

Я приходил на занятия к Дошу каждый день. Я думал, что не нравлюсь ему, но, как оказалось, он тоже стеснялся. Однажды он вызвал меня в качестве укэ. Затем, по прошествии нескольких месяцев, он стал вызывать меня по разу в неделю, затем дважды в неделю и, наконец, каждый день. Так я стал постоянным укэ у Дошу.

В то время О–Сэнсэй был ещё жив?

Да, но к сожалению я его так и не увидел.

Вы сразу стали жить в додзё? Вы смогли найти себе жилье?

Я спал на одной очень хорошей скамеечке около недели, а затем полицейский в парке сказал мне, что я не должен больше здесь оставаться. Я ответил ему, что мне некуда пойти. Тогда он принес мне одеяло.

Позже полицейский отвел меня в молодежное общежитие. Я пробыл там несколько дней, пока не нашел подходящее жилье. Наконец я нашел комнатку примерно на два с половиной татами в доме рядом с додзё и непосредственно перед домом, где жил Дошу. Я прожил там около шести месяцев.

А что думала Ваша семья, зная Ваше желание уехать в Японию?

Я заявил, что хочу поехать в Японию, а они сказали: «ОК, нет проблем». Но они же не думали, что я в самом деле поеду. Я работал целое лето, купил на вырученные деньги билет и уехал.

Кто больше всех повлиял на Вас в Японии?

Я посещал все возможные тренировки, и у меня были хорошие взаимоотношения со многими инструкторами. Но Дошу был моим главным учителем. Он мне очень нравился, и я приходил на его тренировки каждый день. Масуда сэнсэй, Эндо сэнсэй и Чихаши сэнсэй были старшими учениками и обучали меня, но они скорее были мне друзьями, нежели учителями.

Я учился у Осава сэнсэя и Ямагучи сэнсэя, но попасть к Ямагучи Сэйго сэнсэю было по–настоящему трудно.

Почему?

Я не знаю. Это было просто трудно. Но я думаю, что как личность Ямагучи сэнсэй неординарен. Он очень универсальный и человечный. Когда вы говорите с ним, даже если вы не понимаете по–японски, вы вскоре забываете о том, что он японец и начинаете понимать все, что он говорит.

Я встречал многих учителей, которые в 25–35 лет были очень сильными инструкторами. Когда я видел их десятью годами позже, они были уже негибкими и слабыми. Их спина и плечи выглядели не лучшим образом. Я сказал себе: «Это ненормально быть сильным на пять лет, а потом слабеть после этого. Будо бережет нашу жизнь».

Сейчас Ямагучи сэнсэю 70 лет, и он приезжал во Францию в прошлом июне. Что мне в нем нравится, так это его великолепное здоровье. Люди, видевшие его, даже если им было по двадцать лет, говорили, что им бы хотелось научиться двигаться также, как он. До сих пор о стиле Ямагучи сэнсэя очень много споров.

Как так?

Ну, некоторые люди говорят: «Его техника не работает». Но ничто в Айкидо не работает. Ничто, вы понимаете, что я имею в виду?

Нет, поясните, пожалуйста.

Ёнке не работает, и никкё не работает без того, если я не дам вам свою руку. Это просто послание, смысл которого вы постигаете через ваше искусство, а не техника. Никто не силен.

Я думаю, что боевое искусство — это система для сохранения вашей жизни, вашей целостности, независимости вас и окружающих вас людей. Это должно происходить, если вы живете в гармонии со всем окружающим и с другими людьми. Возьмите, к примеру, Майка Тайсона. Он — очень сильный человек, но был просто нокаутирован дважды — и оба раза девушками. Он всегда оказывался в ненужном месте в ненужное время. Задача будо — учить вас быть в нужном месте в нужное время.

Вы хотите сказать, что Ямагучи сэнсэй постигал Айкидо философски?

Нет. Ямагучи сэнсэй никогда не упоминал о философии. Вы бы никогда не услышали от него ссылку на О–Сэнсэя. Вы бы никогда не услышали от него разговоров про Ки или Кокю. И он никогда не говорил о философии, а только о принципах, о том, что же такое Айкидо, и про смысл техники.

И как же Ямагучи сэнсэй объяснял, что есть Айкидо?

Айкидо, говорил он, — это исследование в идеалах самосовершенствования.

Значит, Ямагучи сэнсэй говорит, что изменение себя является частью смысла боевого искусства?

Совершенно верно. Я думаю, что Будо, — дух Будо, — это очень важно для него. Говоря «Будо», я подразумеваю современное значение этого слова — как систему обучения с определенными законами.

Сами законы очень важны, но люди должны исследовать их самостоятельно. Хороший учитель тот, который помогает вам совершать открытие тех законов, которые вам необходимы для продолжения жизни в гармонии с людьми. Плохой учитель тот, который сам устанавливает законы, порой не имеющие смысла.

В Будо, если вам всегда сопутствует успех, у вас нет причин продолжать обучение. Поэтому, я думаю, в Будо вы должны иногда ошибаться и знать, что вы ошиблись. Далее, у вас есть возможность сделать некоторые вещи лучше. В состязании у вас нет второго шанса; и если вы проиграли, то вам остается только ждать следующих соревнований. Но в тренировке боевого искусства, искусства Айкидо, нет состязаний. У вас всегда есть ещё одна возможность.

В Айкидо мы всегда хотим выполнить идеальное движение. Иногда вас атакуют очень хорошо и реально, а вы пытаетесь выполнить идеальное движение. Но оно не работает. И тогда вы делаете это раз за разом, ещё раз пытаетесь найти идеальное движение. И опять проигрываете. Если в Айкидо мы хотим постоянно выполнять технику наиболее чисто, мы проигрываем. Но цель остается неизменной — пытаться сделать свою технику лучше. Это все, что мы должны постоянно помнить, но мы забываем об этом очень легко.

Есть такой художник Ханс Менлинг, который никогда не подписывает свои картины. Он только пишет на них: «Это моя лучшая». Я посещал Иезуитский колледж и каждый день мы писали в наших тетрадках «Это мой лучший день». Я думаю, что Айкидо — то же самое: вы пытаетесь сделать себя лучше, — не в смысле красоты, а просто лучше.

Итак, техника — это набор инструментов для нашего изменения?

Точнее не скажешь. Это инструмент. Техника — это механическая структура.

Если мы выбираем изучение Будо, то на это должна быть причина; с другой стороны, мы можем выбрать какой–нибудь другой вид. И причиной, по которой мы выбираем изучение Айкидо — это техника. Вот почему она важна.

В Будо у вас есть санкция — наказание. В реальном бою вы уполномочены убивать. Поэтому в Будо вы должны всегда думать, что вы можете по–настоящему пострадать. В этом нет смертельной угрозы, но вы должны относиться к практике так, будто такая угроза в ней есть. Нам нужна санкция на возможность наказания в нашем сознании.

Вот почему О–Сэнсэй говорил, что Айкидо — это «Ичи го ичи э». Вы должны делать технику так, будто вы ее делаете в первый и в последний раз.

Есть ли — в этом смысле — различие между Айкидо и другими боевыми искусствами?

Каждое Будо сталкивается с теми же самыми проблемами. В Айкидо легко сказать: «Я лучший», — поскольку нет состязаний. В соревновательных видах, таких как каратэ или дзюдо тоже легко сказать: «Я лучший», потому что здесь есть соревнования. Если вы выиграли в чемпионате, вы, может быть, и лучший — в данный момент при данных условиях турнира. Но будете ли вы лучшим завтра?

Давайте вернемся к тому, о чем говорили раньше. Когда Вы вернулись во Францию из Японии в 1976 году, куда Вы пришли? К Вашему старому учителю в старое додзё?

Нет. Когда я вернулся, все мои старые друзья пришли ко мне в додзё, но они ушли через месяц. То, чему я учил, совершенно отличалось от того, что они видели прежде.

У Вас было собственное додзё?

В общем–то, нет. Я начинал во многих маленьких додзё, где преподавалось дзюдо и каратэ. Позднее, я уже имел собственный зал в Париже (Сейчас в Париже более 400 залов!).

С 1976 года я воспитал более тысячи черных поясов. Сейчас в моем додзё около 500 человек. Многие инструкторы приезжают раз в месяц для обучения.

Я знаю о том, что когда Вы вернулись во Францию из Японии, Ямагучи сэнсэй приехал вместе с Вами. Это для того, чтобы помочь Вам начать преподавание?

Нет. Ямагучи сэнсэй не мог помочь мне, потому что во Франции его никто не знал. Я просто обходил залы и спрашивал, нет ли там любого свободного времени, когда бы я мог преподавать Айкидо.

Таким образом преподавали Вы, а не Ямагучи сэнсэй?

Ямагучи сэнсэй совершил приятное путешествие во время отпуска. Я только хотел познакомить его с Европой. Он дал двухдневный семинар в Париже, вот все, что было.

На семинаре, который Ямагучи сэнсэй проводил в прошлом июне в течение 3–х дней в Париже, собралось почти 600 человек. Они приехали со всей Европы.

А экзаменационные требования во Франции такие же, как и в Северной Америке?

Я не знаю, какие требования в Америке. Во Франции над критериями оценки мы работаем очень и очень тщательно. Мы стараемся сделать их одинаковыми для всех.

В Париже мы проводим экзамен на шодан дважды в году, и каждый раз на экзамен выходит около 200 человек.

Экзамены на шодан, нидан, сандан и ёндан являются национальными. Все сдают экзамен в одном месте, поэтому никто не знает заранее, кто будет принимать у него экзамен. Три экзаменатора из группы Тамура сэнсэя и три от нашей федерации. И мы все должны быть согласны. Это не самая лучшая система, поскольку существует множество мелочей, которые вы не можете оценивать, если вы не знаете человека лично. Но поскольку очень много людей приходит сдавать экзамены, то тут ничто не может помочь.

Как Вы думаете, что люди получают от федераций и организаций Айкидо? Зачем они им нужны?

Нам не нужны федерации, но лучше все–таки их иметь, — не для управления процессом обучения, а для его безопасности. Также федерации очень полезны для популяризации Айкидо, потому что федерации — очень большие объединения, и у них есть деньги на популяризацию и рекламу. И если где–то все ещё нет федераций, мы должны их создать.

Что бы Вы желали для Айкидо? Что бы Вы хотели для этого искусства в будущем?

Я бы хотел видеть все больше и больше практикующих Айкидо людей, но я не спешу. Если мы хотим роста Айкидо в количестве занимающихся, нам нужны хорошие инструкторы — квалифицированные учителя — люди, способные стать примером для подражания. И нам нужны люди, подобные коллективу журнала АТМ, для того, чтобы информационно связывать Айкидо группы. У нас во Франции сейчас нет журнала, подобного АТМ. Десять лет назад такой журнал у нас был, но продолжать его существование было нам не под силу. Поэтому я ценю то, что вы в АТМ делаете.