«Кстати, а не было ли для Оямы Масутацу затворничество на горе Киёсуми всего лишь уходом от погони – способом ускользнуть от внимания властей? Нет, не было. Прежде чем он, спустившись с горы Минобэ, принял решение отправиться через гору Ситимэн на гору Сандо, Ояма сделал стратегически важный ход, который оказал большое влияние на его дальнейшую каратистскую жизнь. Речь идёт о победе на первом послевоенном чемпионате Японии по каратэ, который прошёл в Киото в зале Маруяма кокайдо под эгидой общества Энсинкай. В это время – в сентябре 1947 года – Ояме Масутацу было 24 года. На этот турнир он отправился не потому, что хотел, во что бы то ни стало выступить на нём. Ояма отправился в Киото по приглашению некоего наставника, желая испытать, посмотреть, чего он достиг благодаря своим занятиям.
- Это было осенью 1947 года. В тот год на Японию обрушилось большое наводнение. Из-за наводнения, вызванного мощным тайфуном, серьёзно пострадал и регион Канто. Вода снесла все мосты на реках. В результате по дороге в Тибу мне пришлось переправиться вплавь через речку Эдогава, в том месте где раньше был мост, помню, я разделся догола и уложил вещи на голову. Дело в том, что я тогда узнал от одного из моих старших товарищей по занятиям каратэ, что в Киото намечается турнир по каратэ, и направлялся в Киото. Вообще-то, я поехал туда не потому, что хотел поехать, просто, когда я как-то поехал в Токио по какому-то важному делу, один из моих старших товарищей по занятия в обществе Бутокукай сказал мне: «В Киото будет турнир по каратэ, ты не хотел бы поучаствовать?».
- А вы не опасались, что, если выйдете на турнир, вас может схватить полиция?
- Ну, особенно не опасался. Просто в то время я уже думал, что даже если меня арестуют, то ничего особенно страшного не случится. В конце концов, я никого не убил. К тому же я тогда уже пришёл к мысли, что большой разницы между страданиями в горах и страданиями в камере заключения нет. Да и если бы меня пришли арестовывать, я рассчитывал, что смогу отсрочить арест. Дело в том, что такие были тогда власти в Японии, полиция. Я имею в виду, что власти оказывали содействие оккупационным войскам, но делали это без всякого желания действительно помочь. Поэтому бывало и такое, что ко мне заходил полицейский и сообщал: «В такой-то день эмпи (военная полиция в армии США), возможно, придут за тобой, так что ты уж в этот день спрячься куда-нибудь». Так что я сел на поезд и поехал в Киото. На турнир я буквально ворвался. В то время я носил длинные волосы – до плеч. К тому же не брил бороду и усы, так что лицо у меня было совершенно заросшим – только глаза торчали. В общем, никто ко мне даже подходить не хотел. Я ведь как жил в ту пору? В баню не ходил – умою лицо под водопадом, утрусь – вот и всё умывание, ел живьём рыбу, пойманную в реке, жевал чеснок. В общем, когда я сошёл с поезда в Киото, никто из попутчиков ко мне даже не подошёл. Все от меня шарахались, у меня была перхоть, грязный я был. Когда я пришёл в зал, где проходил турнир, меня не хотели допускать из-за того, что я был грязный. Но всё-таки я добился разрешения участвовать, потому что среди судей нашелся мой знакомый. Кажется, его фамилия была Томодэ, это был мой сэмпай по занятиям в школе Годзю-рю, выходец с Окинавы. В то время в регионе Кансай он был известным мастером, все руки у него были в мозолях. На пяти пальцах у него было десять мозолей. На каждой руке – по десять мозолей, значит, на двух руках – двадцать мозолей. Он был коренастый, жирненький, с маленькими глазками. Вдвое старше меня, но, как рассказывали, очень сильный. Так вот он был судьёй. Говорят, он питался одними змеями. Такой вот странный человек был: говорил, что нужно есть мышей и змей. Похоже, он считал, что самый сильный тот, у кого по десять мозолей на руке.

http://www.chelkarate.ru