Автор: Натаров В.А.   
В этот же день на тренировке Сэнсэй сообщил мне, что 26 июня в Токио, в зале при штаб-квартире стиля каратэ «Вадо-рю», состоится квалификационный экзамен на черные пояса.
— Думаю, тебе надо попробовать. Ты ведь уезжаешь в конце июля?
— Да, — ответил я. — Спасибо. Я попробую.
— Ну, если не сдашь, можешь считать, что коричневый пояс первый кю тебе гарантирован — ты очень старался. Но я вижу, что могу разрешить тебе выйти на экзамен на черный пояс 1-й дан.
Я вновь поклонился и поблагодарил. Ёсукэ и Оде Сэнсэй тоже разрешил сдавать экзамен на черный пояс.
— Маарерий! У тебя есть единственный шанс! Ты ведь скоро уезжаешь! — сказал Ёсукэ. — Это мы можем через полгода попытаться снова. Хотя лучше сдать с первого раза, — мечтательно произнес он.
Честно говоря, я воспринял новость об экзамене на черный пояс как нечто нереальное, поэтому сильных эмоций предстоящее событие у меня тогда не вызвало. Характер тренировок, несмотря на предстоящий экзамен, не претерпел изменений: много базовой техники, отработка условленных комбинаций в парах (якусоку кумитэ) и ката. В конце тренировок — свободный поединок, но в щадящем режиме, а не битва до последней капли крови.
Двадцатого июня я получил письмо из оргкомитета по проведению конкурса японского языка среди иностранцев. В письме говорилось, что моя речь наряду с речами других 97 претендентов была подвергнута тщательному изучению и признана достойной финальной части. Таким образом, я в числе других пятнадцати финалистов 25 июня буду выступать в концертном зале на Касумигасэки [v] . В результате состоявшейся жеребьевки мне достался номер 1.
Из отобранной Исии-Сэнсэй тройки советских студентов в финал прошел я один.
Итак, 25 июня меня ждало выступление перед японской общественностью, а 26 — экзамен на черный пояс по каратэ.
Всю оставшуюся неделю я репетировал под руководством Исии-Сэнсэй свое выступление. Речь пришлось учить наизусть: условиями конкурса запрещалось пользоваться текстом. Исии-Сэнсэй начала с того, что сама исполнила мой монолог. При этом она имитировала обращение к большой аудитории: двумя руками она как бы опиралась на трибуну, смотрела куда-то вдаль, постоянно поворачивала голову влево и вправо, словно переводя взгляд с одного слушателя на другого, улыбалась. Отдельные куски текста произносила более громко, другие — тише, усиливая впечатление от рассказа движением рук. Мне понравилось!
Потом Исии-Сэнсэй стала требовать от меня такого же артистизма. Это было сродни разучиванию ката. Раз по двадцать на дню я исполнял этот монолог, из них раз пять — непосредственно Исии-Сэнсэю. Она терпеливо слушала, делала замечания. Во время генеральной репетиции Исии-Сэнсэй даже попыталась воссоздать обстановку на сцене со слепящим светом софитов, направив на меня мощную лампу.
Выступать первым оказалось довольно нервным делом. Я отчетливо помню нарастающее чувство тревоги и волнение перед объявлением моего выхода. Поднявшись на сцену и встав за большой широкий стол перед микрофоном, я посмотрел на зал, почувствовал на себе яркий свет и вдруг успокоился. Без запинки я отбарабанил заученный текст, в двух местах даже сорвав смех и аплодисменты. Несколько следующих речей я слушал невнимательно, приходя в себя. Из выступлений остальных участников конкурса мне стало ясно, что попадание в 15 лучших — это максимум, на который я мог рассчитывать. Особенно здорово говорили корейцы и тайваньцы. Четыре из пяти призовых мест заняли именно они. Выиграл конкурс 27-летний англичанин, около трех лет изучавший в одном из токийских университетов современную японскую прозу.
Потом был банкет, песнопения, поздравительные речи, тосты.
Я долго не мог отделаться от какой-то журналистки из японской радиостанции, которая назойливо подсовывала мне микрофон, прося поделиться впечатлениями от прошедшего конкурса. Я сказал ей несколько дежурных фраз и потихоньку исчез. Впереди было утро 26 июня — экзамен по каратэ.
Я подготовил до-ги и собирался лечь спать как в комнату зашел, предварительно постучавшись, наш руководитель группы.
— Ну, как конкурс?
— Вошел в 15 лучших! — бодро отрапортовал я.
— А призового места не удалось занять?
— Нет.
— Ну все ясно! Это потому, что ты из социалистической страны. Я сейчас готовлю итоговый отчет о стажировке: через месяц домой. Так я там напишу, что, несмотря на блестящее выступление советского студента, жюри не сочло возможным присудить ему призовое место, отдав предпочтение студентам из капиталистических стран.
Мне оставалось только пожать плечами.
В семь утра я был на станции Онэ. Вскоре подошли Ёсукэ и Ода.
Вновь я ехал в Токио, на этот раз работать не головой, а руками. И ногами.
Через час мы подходили к серому бетонному зданию, напоминающему школу. У входа уже толпилось более сотни японцев — как детей, так и взрослых.
— А дети что тут делают? — спросил я своих спутников
— У них есть «детский» черный пояс, который, если продолжать заниматься, по достижении 18 лет позволяет сразу выйти на экзамен, на «взрослый» черный пояс. Вот наш сэмпай именно так получил 1-й дан, — ответил Ёсукэ. Он был необычайно сосредоточен.
Народу тем временем прибывало.
— Ого!— удивился я. — Сколько людей!
— Экзамен проходит раз в полгода, и сюда съезжаются не только со всей Японии, но даже из-за границы! — пояснил Ёсукэ.
Словно в подтверждение его слов у входа в спорткомплекс появилась группа из трех иностранцев, по виду европейцев. Они радостно замахали мне — тогда в Японии «белые», даже незнакомые друг с другом считали хорошим тоном приветствовать друг друга. Мы перекинулись с ними парой фраз на английском. Оказалось, что ребята приехали на этот экзамен аж из Перу! Один собирался сдавать, а двое — группа поддержки.
Внутри здания, прямо в холле, были расставлены столы для регистрации претендентов и сбора взносов за экзамен. Размер взноса был для моего студенческого кармана весьма чувствительным — девяносто долларов. В случае успеха надо доплатить еще семьдесят — за оформление сертификата и пояс.
Источник: www.shorinryu.ru